bdsmion

2.
6 мая
Мммм…. Даже не знаю с чего начать… Может с того, что ошейник по-прежнему на мне? А у Эдварда хвост. Кстати, он легко отсоединяется от тела юноши, когда я раздеваюсь, совсем раздеваюсь. В хвосте что-то вроде датчика на обнаженность. Проверено экспериментальным путем, так сказать… Ну и кроме того теперь этот конкретный хвост прилинкован к моему ошейнику. Виртуально прилинкован, а не растет из него. То есть никакой другой девушки Эдварду не удастся им эээ… как бы назвать этот процесс… исхлестать? Да, он исхлестал меня хвостом. Вернее плетью. И мне это понравилось. Потому что я же не сидела на месте, уворачивалась от него, бегала по соте, прыгала как козочка через диван и порой Эд попадал по своим ногам. Было очень весело слышать, как он мне грозит, а потом сам шипит от боли, хотя и мне досталось. А потом этот хвост работал вибратором. Мда… В общем игра вроде бы интересная. Однако если я хочу ее продолжения, мне нельзя снимать ошейник. А вот и не сниму! Интересно, дисципледи завтра придет в том же костюме химзащиты? Уж чего же ей теперь скрывать – все ведь знают про ее ошейник.
Кстати, я не могу писать подробности про сайт, что там было. В журнале написано, что если они узнают, что мы раскрываем тайны сайта, то в мой ошейник будет послан сигнал, и мне больше не продадут никаких номеров журнала «Все для рабынь и их Хозяев». И соответственно не будет новых кодов доступа к сайту и новых возможностей. Снимать или не снимать ошейник, вот в чем вопрос… Вчера мне это нравилось, а сегодня кажется глупым. Или странным.
Кстати, Эдвард теперь мой Хозяин. Смешно. Но я его пока не прибила… как-то так… Что ж … стоит дождаться нового выпуска журнала от Деа. Через полторы недели. Тогда и решу все окончательно, и про Хозяина, и про ошейник. А пока поношу, что ли.
8 мая
Наша дисципледи костюм химзащиты не носит. И ошейник не скрывает. Вот бы спросить, кто ее Хозяин! Ни одна студентка не рискнет это сделать. Может подговорить Эдварда? Он вроде у нее в любимчиках…

14 мая
За два выходных нашей группе полагалось подготовиться к заключительной контрольной по кристаллографии, это основной предмет у нас. Потом уже будут только пересдачи и всяческие зачеты. Мы с Энн два дня честно готовились.
Недавно позвонил Эдвард и пригласил меня в свою соту (сота – шестигранная комната. Прим. Переводчика). Я отложила в сторону радужную проволоку и несколько готовых браслетов. Невозможно ведь постоянно читать учебники. Вот мы и занимались этим последние пару часов – плели браслеты. Надо срочно запрограммировать одежду для встречи!
В этот раз я решила сделать ее переливами, от желтого к красному и обратно. В стиле браслетов. Правда такой режим много энергии потребляет, но я только вытащила платье из шкафа, полностью заряженное. Должно хватить! Если что – подзаряжу у Эдварда. Мне кажется, что у него дома мне не особенно будет нужно одежда. Ну вот, все готово, подвела желтой сияющей краской глаза. Посмотрела на себя в зеркальную стену – золотистые волосы, переливающееся огнем платье, браслеты! Чудо как хороша! Можно будет и на вечеринку сегодня в этом сходить. Думаю, мы с ним сегодня снова «поиграем» в Хозяина и рабыню – целую неделю не могли встретиться. Эдвард старше меня на два курса, и его группа всю неделю работала на удаленной шахте, собирая свой урожай кристаллов и калибруя их. Так как большинство кристаллов не подходят под запись и заливку программной оболочки, то весь брак идет на ювелирку – дефектные камни дробят и шлифуют. Получаются дешевые стразы,– их очень, очень много! Можно завалить весь Кетаис и еще парочку планет впридачу! Однако их транспортировка через косм достаточно дорога! Вот поэтому кетаиссы их и выдают за марсианские, подкрашивая и наполняя светом. Все, убегаю, напишу потом, как прошла встреча!

***
Ужас, все пошло совершенно не так, как мне представлялось! Он решил проверить, как я подготовилась к контрольной по кристаллографии. Оказалось – никак не подготовилась! Мы с Энн, видимо, слишком увлеклись плетением браслетов из радужной проволоки. Все студенты плетут такое! Вот и мы с Энн подсели на эти узелки, совсем недавно подсели, это ведь так красиво и стильно. Вчера и сегодня плели… в перерывах между подготовкой к контрольной… Хотя Эдвард заставил меня признать, что пожалуй мы занимались кристаллографией в перерывах между плетением браслетов. Мне было стыдно за невыученный предмет. Я понимаю, что кристаллы - это лунная валюта, что кристаллы, основа любой программируемой техники и накопители информации, нужны всем планетам нашего сообщества. Я даже сама предложила наказать меня за это его плетью-хвостом! Он очень обрадовался:
- Ты хотя бы понимаешь, что провинилась. Прекрасно. Давай, повесь свое платьишко в мой шкаф, а то оно скоро сдохнет от такого безумного мигания.
- Безумного? Хм, а по-моему очень красиво – я как в огне горю! – заступилась я за платье…
- Рабыня со мной спорит? – он иронично поднял бровь, а я с тяжелым вздохом (и чего уж там, с жутко стучащим сердцем и алыми щеками) легла на лавку, которую он специально соорудил для наших игр – по инструкции от Деа в разделе «Сделай сам».
А дальше было энергичное вразумление меня. Было очень, очень больно! Я даже хотела наорать на Эдварда, что так нельзя! Что всему есть предел! Поначалу жутко злилась на него, после каждого удара хотелось встать с лавки и дать ему сдачи, несмотря на чувство вины… А потом вдруг так захотелось искупить! Стать хорошей! В какой-то момент мне показалось, что я чуть ли не радуюсь каждому болезненному удару, которые прилетали, не щадя моей спины и задницы. Но ведь не может такого быть? Правда? Иначе мне нужно срочно бежать к психологу курса и каяться в том, что я перестала здраво оценивать жизнь. Потому что боль - это неконструктивно, потому что боль ведет к депрессии и деградации.
Но все же я решила пока не ходить к психологу, а понять суть загадки. После процедуры вразумления был секс и чай… А потом, сидя на саднящей жопке, поерзывая на мягкой подушке, я слушала объяснения Эдварда. Оказалось, что тема, которую мы проходили по кристаллографии – достаточно легкая, если понять систему вмешательства в рост кристаллов. А еще оказалось, что после игры в боль, в мою память идеально ложатся знания! За три часа я запомнила то, что не могла выучить за месяц регулярных, но невнимательных занятий. Мы не пошли на дискотеку, потому что к вечеру у меня не хватило ни на что сил – болела жопка и мозги. Вот сейчас допишу это пост с компа Эдварда и усну!
Кстати, Эдвард прочитал то, что я написала в дневнике и отругал меня за слово «жопка». Говорит, что я больше не должна его использовать, потому что ему не нравится. Слово «задница» ему тоже не нравится. И как же тогда писать об этой части тела? Вот еще одна загадка.
15 мая
Я получила пятерку по контрольной. Кто бы сомневался! А Энн – слабую троечку. И обязательную пересдачу контрольной. В нашем мире нельзя учиться плохо. Нас слишком мало, чтобы халтурить. Ничего, я ей помогу! Я теперь хорошо понимаю тему.
Завтра уже придет новый номер от Деа. Я жду его с замиранием сердца. Почему-то в моменты, когда я думаю о том, что там будет во вложении у Эдварда, я совершенно перестаю соображать! Но так сладко про это думать. Парадокс.

3.
16 мая
Вышел второй номер журнала. В номере для женщин - цепь. А для Эдварда стек. Стек выглядит как кожаная палка с лопаточкой. Совершенно несерьезно! Фигня какая-то! Эдвард заметил, что слово «фигня» тоже не стоит использовать. По-моему, у меня скоро не останется слов для выражения эмоций.
К счастью, стек не прирастает к телу Эдварда, как плеть-хвост. Я бы не выдержала этого зрелища! Кстати и плеть-хвост теперь уже необязательно должна быть на Эде. Это был игровой момент, как объяснили в журнале.
Зачем нужен стек, спросите вы – а ХЗ! Завтра узнаю. Может быть. Если я ему позволю. Дада, именно так. И пусть не думает, что он тут главный! А я сто раз подумаю! Хотя когда я о нем думаю, у меня все пространство сжимается в огненный шар страха его не увидеть и желания его поскорее увидеть и почувствовать.
Моя стальная цепь великолепна – она искуственно состарена, и кажется такой настоящей, старинной. К ошейнику пристегивается карабином. В ней я похожа на милую зверушку на цепи. Хотя, конечно, это все так, побрякушки. Я понимаю – но не могу ничего с собой поделать, не могу не погреметь звеньями цепи, пока я дома, в соте.
В моей версии журнала очень странная статья. Она о доверии. Дескать, без доверия не будет игры в Хозяина и рабыню. Доверие – самая дорогая валюта в наш век. Мы устали и никому не верим. Не верим политикам, которые говорят, что скоро можно будет жить на Земле – там химический ад, и вряд ли что-то изменится в ближайшем будущем. Не верим социальным работникам, которые выдают тебе жизнь, но требуют за это расписок в верности им, не рассуждая и навсегда, не верим врачам, которые уверяют, что генетический код человечества Луны постепенно выправляется. Если он выправляется, то почему так мало детей на Луне? Почему только каждая десятая семья заводит себе по ребенку? Говорят, в ближайшем будущем внешний мир даст нам больше репликаторов, чтобы исправить нашу ситуацию с детьми. Механизмы будут делать деток, из родительского материала. Наше общество крайне неохотно идет на эти меры, это еще не стало естественным. Такие дети не кажутся подарком бога. Есть ли у них душа?
Хотя я знаю, что Энн из репликатора. Наверное, я пишу ерунду про душу, потому что у Энн она точно есть. Душа.
Вернемся к доверию. Вот как его приложить ко мне, к Эдварду? Есть два человека с симпатией друг к другу, с нестандартными играми. Но причем тут доверие? Не понимаю.

***
Дописываю ночью. Кошмар, что сегодня днем произошло! Оказывается не просто так наша дисципледи ходила в скафандре химзащиты! Мы обедали в столовой с Эдвардом, в перерыве между парами. Вдруг раздалась сирена в динамиках и команда – химтеррор! Эта команда у нас выполняется на автомате, заучена с детства. Но я даже не успела начать процедуру – Эд среагировал быстрее. Он впихнул мне в рот алую капсулу, печально всем известную – от стандартного набора отраввеществ, применяемых террористами с Земли. У меня конечно были эти пилюли но их еще надо достать из пояса, а ни секунды терять нельзя. Каждый из нас достал респиратор из чехла с пояса, надел, вытащил из другого мешочка легкую и прочную мембрану-оболочку, походный вариант комбинезона. Соединил респиратор и капюшон комбинезона в единое целое. Эдвард проверил, как я закрепила маску и комбинезон.
- Я доведу тебя до убежища, а потом снова сюда.
- Что? Террористы?
- Как всегда, - Эд впихнул мне коробочку в ладонь – антидот, примешь через час!
Мы только побежали к выходу, как в нашу столовую прорвались замурованные в громоздкие костюмы террористы. Теперь не уйти. Всем известно, что их основная цель – молодежь, дети, и женщины. Только мы можем иметь полноценных детей, а нас так мало!
Эдвард не дал мне впасть в оцепенение. Он вернул меня к жизни энергичным встряхиванием, а потом швырнул в оконный проем, который был со мной рядом. Я рыбкой пролетела сквозь стекло. Порезаться я не могла – оболочка комбинезона прочная, а капюшон затвердел в виде шлема, и очков. Неуютно лететь в брызгах разбитого стекла. Зато живые будем. Если не вступим в прямой контакт с террористами. Их химию на близком расстоянии наши комбинезоны до конца не отсекают, увы.
Приземлилась я жестко, плохо сгруппировалась. Хоть нас и учат выживанию, каждый день по часу-два идут тренировки, но реальное нападение террористов я не переживала ни разу, только слышала рассказы. И видела пострадавших. До института я жила в подземном блоке, а он защищен практически идеально.
Лежу я на газоне, пытаюсь сообразить хоть что-то… Привстала на руках – вижу летит вслед за мной Эдвард. Хватает меня, ставит на ноги и тащит прочь, подальше от столовой, бегом. Спрашивает меня на ходу, где Энн. Я поразилась – он в такой момент вспомнил про мою лучшую подругу, а я нет! Я ему говорю, что она пошла в библиотеку, это на два уровня ниже грунта. Но убежище в другой стороне от библиотеки, а мы сейчас бежим к нему… И уже почти рядом. Он втолкнул меня туда, а сам убежал – за Энн. Он приказал мне перезвонить ей, пока он бежит в библиотеку и назначить ей встречу не у лифтов, а у служебного выхода номер пять. Потому что на лифте очень опасно, а он знает дорогу в убежище от библиотеки, через подземные уровни. Я позвонила Энн, она, оказывается, была уже у лифтов.
- Тут жуткая давка, - сказала она мне, - все пытаются куда-то уехать – на поверхность, к транспорту в другой купол, или вниз, чтобы затеряться в подземных лабораториях. А некоторые выбрались на лестницу – по ней можно добраться до минус первого уровня, где расположено убежище, но никто не знает к нему дороги. По радио, кстати, говорят, чтобы все шли по лестнице. Но я поеду на лифте, вниз.
Я выслушала Энн. Помните, что я говорила о доверии? У нас в обществе его нет. Часто такие инструкции по местному радио вели к гибели или травмам людей при налетах террористов. Так что каждый решал сам, кому доверять… Себе или инструкциям. Или Эдварду. Пожалуй, я доверюсь в этом случае ему.
- Энн, не делай глупостей! Эдвард приказал бежать тебе к пятому служебному выходу из библиотеки! Верь мне! Он тебя вытащит оттуда – через десять минут он будет у вас!
Энн за пару минут переметнулась от лифта к пятому служебному выходу, призывая по дороге всех, кто слышал ее, бежать с ней. У Эдварда оказался ключ и схема подземки. Вторая, общественная профессия Эдварда – спасатель. Он хорошо знает все эти лабиринты. Эд был помешан на выживании. Выжить самому, чтобы спасти друзей, и всех, кто рядом. Кстати, я его очень уважала за это. Немногие на первом курсе знают, кем стать. Я пока так и не выбрала себе вторую общественную специализацию. Была няней, сиделкой… Но ничего не зацепило.
В общем, Эдвард вывел Энн и еще группу девушек из библиотеки. Как оказалось, уходить подземельями было мудрым решением. Потому что один террорист проник все-таки в лифт и взорвал гранату с парализующим газом, вызывающим мутации, неким подобием Рода, правда не такого разрушающего, медленно действующего. Все, кто оказался рядом с шахтой – отравились. Около сотни парализованных студентов лежали без движения и минута за минутой вдыхали эту отраву. Я как представлю эту картину, так сразу плакать начинаю. Господи, за что же нам такие испытания?. Наверное, кто-то из них умрет, а остальные будут долго, неделями, лежать в штатных реаниматорах. Будут там вне жизни, вне общества. Будут одиноко лежать в умных ящиках и не иметь возможности даже думать, в полусне. Одиночество – самое страшное проклятие на Луне. Мы очень его не любим.
Пострадало огромное количество студентов. Я сижу в убежище, слушаю истерические репортажи ГВ (галовидения, прим. Переводчика), пишу днев. Ужасно! На постели спит спасенная и не пострадавшая Энн. А я не могу спать! Эдвард где-то бродит. Спасатели редко отсиживаются в убежище. Оно для женщин. Именно нас хотят лишить потомства и жизни химтеррористы. И вся их химия ориентирована на нас. Сволочи! (И не вздумай мне, Эдвард, сказать что слово сволочи нельзя использовать! Кто же они еще?) Говорят, что после этих ядов даже генный материал для репликаторов будет безнадежно испорчен и нам придется набирать его из других миров. А люди из внешних миров все-таки уже другие, не как мы. За одно столетие необщей истории у нас появилось много физических различий, которые сделают их детей чужими для нас. Мы другие, потому что такими нас сделало излучение кристаллов, которые мы выращиваем. Мы уже другая раса. У нас синие глаза, и умение слышать и выращивать кристаллы. Чужие этого не смогут. И тогда зачем они на Луне? Что, если каждая женщина Луны будет отравлена?
Надо хоть чем-то себя занять, пока нет Эда. Как он мне нужен, прямо сейчас! Как воздух. Но его нет. Тогда буду писать. Пока я пишу, я не реву. Я представляю себя последним человеком Луны. Как я веду днев, как на нас нападают террористы и все гибнут, кроме меня и потом находят только кристалл с моим дневом. И читают, как все это было, с Луной, с ее последним человеком.
Ладно, не надо о грустном. Лучше напишу про нашу историю, несмотря на то, что это известно всем. Всем на Луне. А я ведь пишу в межпланетных дневниках
На Луну люди переселились около сотни лет назад, построив пять огромных куполов с воздухом, добытым из лунного грунта. Люди так же переселились под купола на Марс, Венеру и всяческие спутники в Солнечной системе. Целый спутник построили себе кетаиссы у Венеры. А произошло это все после того, как Землю настиг химический апокалипсис. Кто-то выпустил сверхактивное вещество, которое вступало в реакцию с чем угодно – с камнем, воздухом, живым организмом. Не спеша, понемногу, вещество, газ, которое назвали Родом, оторвав начало слова у «Кислород», стало изменять материю – естественно в худшую сторону. Путая генетику, деформируя структуры материи, выращивая только хаос и агрессию. К сожалению, спасти Землю было невозможно. За 20 лет углубляющейся катастрофы человечество было вынуждено развить космонавтику, освоить массовые перелеты в космосе, выстроить себе базы на других планетах – и покинуть свою колыбель, Землю. К сожалению, покинуть ее удалось не всем… Отрава погубила около 80% населения. А остальные 20 рассеялись по Солнечной системе.
Наконец-то пришел Эдвард, я счастлива!!!

4.
17 мая
Вчера Эдвард отвел меня к себе. Вначале я очень радовалась спасению, что я, Энн и Эдвард – все мы остались живы. Эд анализатором взял образцы наших тканей - все огоньки стабильно горели зеленым, сильной дозы отравы мы не хватанули, в этот раз пронесло! Но ведь может быть и другой раз, к несчастью. И я слишком хорошо это понимаю. И Эдвард понимает. Он нежно и осторожно целовал меня, будто я была необработанным кристаллом высокой пробы. Мне не нужен был секс – но было так хорошо, когда он гладил меня по головке. Потом я заснула, но проспала не более часа. Проснулась в ужасном состоянии. Сердце стучит, вся в слезах и так страшно! И жутко, жутко холодно. Аж зубы стучат. Страшно вылезти из-под одеяла, чтобы сделать чаю, или включить пульт регулятора температуры. Эдвард сидел в угловой нише и писал отчет. Спасатели всегда так делают, по горячим следам. Пишут про все, что видели, слышали. Чтобы хоть как-то вычислить террористов. Он услышал мой лязг зубов, подошел, обнял. Но не помогало. Я дрожала и дрожала. Тогда он начал меня шлепать сначала ладошкой по попе, а когда пошло тепло, то и плетью. Потом спросил, не хочу ли я попробовать еще и стек? Я как-то внезапно онемела. Поэтому только покивала в ответ. Было уже не холодно, но дрожь все равно сотрясала тело. Так хотелось рыдать – но не получалось. Как будто все чувства запечатал страх. Поначалу я почти не реагировала на удары, боль физическая была гораздо меньше страха. Но потихоньку боль выбила меня из скорлупы. Я хотела уйти от боли – но оказалось, что я привязана! Как он успел? Когда я это поняла, волна жара обдала меня. Я начала вопить – мне вдруг показалось, что я в плену. Он начал меня целовать. Долго и нежно. Но не отвязывал. Он сказал мне:
-То, что я делаю с тобой – необходимо! Боль физическая сотрет весь ужас этого дня.
Он попросил, чтобы я ему доверяла. И я доверилась. Даже странно – я все о доверии и о доверии. Меня переклинило, что ли, на этом?
Кстати… Его лекарство оказалось очень действенным. Пошла волна жара, и пришел плач. Я выплескивала свой страх в рыданиях и просила еще, еще! Стек и плеть утешали меня, как могли, жалили, согревали, заставляли жить, короче.
Всего за одну ночь я полностью вышла из состояния депрессии. Если честно – это не первая депрессия в моей жизни. У нас на Луне все знакомы с этим зверем накоротке. Еще бы, когда знаешь, что живешь рядом с убитой, мертвой планетой – очень трудно жить без депрессий.
Наутро лекции отменили. Студентов не отпустили домой, и Энн ночевала с девушками в сотах института. Я пришла за ней около десяти утра, и мы пошли ко мне пить кофе. Я рассказала Энн про радикальный способ лечения депрессии, через боль. Она пошутила, что и ей бы такое лекарство не помешало. Она шутит, а я вижу – в глазах ее плещется ужас от происшедшего, а я уже могу жить дальше.
Мне захотелось утешить ее, прижать к себе, поцеловать, согреть… Чтобы прогнать ее обреченное состояние. И я гладила ее, говорила ей какие-то глупости, целовала нежные замерзшие ручки, пальчики на ногах. И пусть я не умею возвращать к жизни так, как Эдвард, но умею по-другому… Нежностью и любовью. Нежностью и любовью.
19 мая
Наконец-то снова начались занятия в институте. Многих нет – отлеживаются в реаниматорах после налета. Кстати, смертей, слава богу, не было ни одной! Зачеты сдвинуты на неделю, а кто не сможет сдавать – перенесут сессию на август, ничего страшного. Тем более у нас никого не отчисляют.
Сегодня Энн пришла в ошейнике. Удивительно! Она это сделала, не сказав мне ни слова – купила журнал и надела ошейник… Но в перерыве она удивила меня еще больше. Спросила, не буду ли я против, если она выберет себе Хозяином Эдварда. Моего Эдварда. Что я ей могла ответить? Она для меня как сестра. В нашем мире ведь нет сестер – больше одного ребенка никто не рожает. Повторная беременность несет гарантированную смерть матери. Конечно, есть еще дети из репликаторов – но их всегда отдают тем, кто не может иметь детей, и не разглашают, чьи гены были у зародыша. Поэтому у нас нет ни сестер, ни братьев. Ни у кого.
Я нежно люблю Энн, может она моя генетическая сестра, кто знает? Моя мама имела хорошие гены, сдавала материал.
Но делить Эдварда? Я ответила ей, что не могу, не могу это решить, вот так сходу. Это все очень неожиданно. А в голове стук молоточков – я никому не отдам Эда. Даже Энн.

***
20 мая.
Суббота. Худшая в моей жизни, наверное.
У нас традиция с Энн – после обеда, переделав некоторое количество дел, встречаться в маленькой кофейне в Восточном квартале купола. Это недалеко от Института. В общем, весь купол можно пройти за 2 часа. Так что транспорт в куполе один – велосипеды. Если человек не может ходить – велорикша. Грузы и товары перегоняют по гравилучам, расположенным выше улиц. А кофейня вообще в 10 минутах ходьбы от моих сот, даже велосипед не нужен.
Мне, если честно, совсем не хотелось встречаться с Энн. Странно, да? Я ведь совсем недавно еще писала, что люблю ее, как сестру… А тут вдруг не могу любить – обида душит. Она ведь хочет отбить у меня Эда. И это после всех наших отношений? Не понимаю, о чем она думала, когда спрашивала мое согласие? Ладно, я постараюсь не злиться на нее. Просто откажу ей и все. Не хочу отдавать Эдварда. Даже делиться не хочу! НЕ ХОЧУ!!!
Но так как мы с ней уже почти год дружим, я согласна закрыть глаза на это событие. Представить, что его не было.
Это я ей и сказала, когда мы встретились за кофе. Энн расстроилась. Она почему-то наивно полагала, что я соглашусь. Вот почему, почему люди так самонадеянны? Она даже заплакала и пробормотала, что не думала, что это меня так расстроит. Ага. Не думала.
Она пообещала мне, что никогда больше не затронет этого вопроса. Что дружба для нее важнее. А уж она найдет как-нибудь себе мужчину с хлыстом, снимет ошейник и забудет про эту неудачную попытку. Она даже заплакала. Я правда ее любила. Да? Нет? Я уже запуталась. В общем, скрипя зубами, я сказала ей, что прощаю ее. Хотя конечно это было не так. Мы пили кофе и впервые, вместо оживленной болтовни, между нами повисали большие и неловкие паузы. Потом мы обычно шли с Энн на тренировку по гимнастике. Но в этот раз мне не хотелось. У Энн было очень несчастное лицо. Она еле сдерживала слезы. Я ей сказала – не реви! Умей отвечать за свои некрасивые поступки.
Тут ее прорвало и она начала рыдать, на улице, у всех на виду, будто это я ее обидела. На нас уже оглядывались. Чтобы прервать эту некрасивую сцену, я сказала ей холодно – уходи! Нет, я не собиралась с ней ссориться! Но я хотела дать ей понять, что так поступать нельзя! Она сгорбилась, и побрела прочь, как маленькая старушка. Ее рыжие волосы и те, казалось, побледнели и стали какими-то выцветшими и грязными. Она уходила по улице, домой, а я все злилась. Не простила я ее, как оказалось. А вот сейчас сижу с кристаллом в руке, наговариваю эту историю, и думаю – ну зачем, зачем я была такой гадкой? В конце концов, сказала бы ей про свое решение, и все. Зачем же было так ее обижать? Энн ведь очень хорошая. И робкая. И так мне всегда нравилась…
Эдварда, зачинщика всего этого скандала, нет в куполе, он снова уехал на несколько дней на плантацию кристаллов. Вот так всегда – когда он нужен, его нет под рукой. Что же все-таки делать, что? Я обидела Энн, несомненно. Скорее всего, я неправа. Ведь я плюнула на то доверие, которое было между нами. По-моему меня просто накрыла ревность… А я и не знала, что ревнива – вот настолько.

5.
21 мая
К вечеру вернулся Эд, наконец-то!!!
Я все ему рассказала. Про Энн. Про ее странное предложение. Про то, как я плохо с ней поступила…
- Но ты же понимаешь, я не могла такое принять, да и ты будешь против...
- А у меня спросить? - Эдвард посмотрел на меня удивленно, будто он не понимал, в чем дело. Будто проблемы и нет вовсе.
- Я обидела Энни…
-Да, это печально. Но думаю, что легко исправимо. Позвони ей! Пригласи ее к нам, прямо сейчас!
- Зачем это к нам, - подозрительно и настороженно спросила я. Я ведь каялась только в том, что обидела Энн, а не в том, что ревновала… и ревную…
Эдвард улыбнулся и сказал:
- Мне нравится Энн. Она такая же замечательная, как и ты. И у нее столько же недостатков, как и у тебя! Ты боишься, что я ее возьму второй рабыней? Возьму с удовольствием. Она мне нравится, ты мне нравишься, вы любите друг друга, что же еще?
- Я ее уже не люблю, - пробурчала я.
- Не думаю, что это правда. Ты зачем-то придумала себе проблему и теперь ею наслаждаешься… Милая Лилечка, поверь, у тебя нет ни малейшего повода обижаться. Я хочу взять ее к нам в компанию, это прекрасная идея. Неужели ты будешь теперь злиться на меня, своего Хозяина? Или ты мне не доверяешь? Но помнишь, когда я снял с тебя ошейник, в первый раз, и спросил, будешь ли ты мне верить, слушаться беспрекословно? Ты мне ответила – да! Только после этого я надел на тебя теперь уже мой ошейник. Что-то с тех пор изменилось? Ты мне не веришь?
Я прижалась к его груди и задышала тяжело, отгоняя слезу:
- Я по-прежнему готова тебя слушать…
- Слушаться, милая Лилечка. Немного разные глаголы, не находишь?
Я вздохнула и повторила:
Я готова тебя слушаться, но я так боюсь тебя потерять, если ты будешь Хозяином и для Энн.
- С какой стати ты меня потеряешь? У меня нет намерения отпускать тебя. Я с удовольствием буду воспитывать пару подружек! Столько сладких возможностей, тебе не кажется?
- Я не хотела, чтобы у нас с тобой был кто-то третий! Я этого не перенесу. Уйду! Это немыслимо – заниматься сексом втроем!
На самом деле, в нашем обществе нет никаких моральных табу на секс втроем-вчетвером. И даже можно создавать семьи, в котором один муж и две-три жены или одна жена и два-три мужа. Просто мне такие штучки никогда не нравились. Хотя я неровно дышу к Энн. И к Эдварду. Но по раздельности. Неужели можно их совместить? Не знаю.
Эд прервал мои мысли:
- Скажи. Если я решу, что беру Энн к нам в клуб Хозяев и рабынь, ты уйдешь? Точно? Или пока подумаешь?
- Где гарантия, что потом не будет третей, четвертой… - я снова тяжко вздохнула. Я, кажется, была уже согласна на Энн в нашей компании. Но теперь мне хотелось обезопасить себя на будущее. Потому что у меня больше не было близких людей. И я не собиралась их заводить. Я пыталась понять, как такое возможно, чтобы рабыни не могли спорить с Хозяином. Что-то вроде этого было в моей статье. И объяснялось, какое в этом удовольствие и кайф… А если ситуация, как сейчас? И не спорить? И кайф?
- Гарантии нет, - Эд посмотрел на меня внимательно. – Но скорее всего больше девочек у меня не будет. Воспитать вас – это огромный труд.
Самое странное, что у меня не было желания ему возражать. Потому что вот как он красиво сказал – мы обе замечательные… но обеих надо воспитывать. Мяв… Я, кажется, в него влюбляюсь, а раньше была просто симпатия. И Энн я все-таки тоже люблю. Возможно, я согласна принять ее в наш круг общения, сердцем готова, а не только головой. Один мужчина и две женщины. И все может быть очень душевно!
Несмотря на то, что было уже довольно поздно, Эдвард вызвал Энн к нам. Мы с ним оделись, причем запрограммировали мою одежду на все белопенно кружевное, а себе он сделал черный блестящий костюм. Энн даже удивилась тому, как мы выглядим. Это была настоящая церемония!
- Лиля, моя первая рабыня, согласна ли ты на то, чтобы я взял Энн второй рабыней?
- Согласна, - чуть слышно ответила я, а краска смущения залила мое лицо
- Энн, ты согласна быть моей второй рабыней?
- Согласна, Хозяин, - очень быстро ответила Энн, и еще раз добавила: - Согласна! Согласна!
Мне резануло ухо слово «Хозяин». Что, прям так серьезно?
Вторым актом договора Эдвард прилинковал свой хвост к ошейнику Энн. Теперь только он один мог снять с нас ошейники, и только он один мог нас шлепать. А мог и не снимать ошейники. И не шлепать тоже, в общем мог, что гораздо печальнее.
Он продемонстрировал Энн возможности хлыста на скамеечке. Энн ни разу не вскрикнула во время порки. Надо же. Я смотрела на них с подушек в углу. И завидовала.
- Завидовать нехорошо, - сказал Эдвард, заметив мой пристальный взгляд. – Иди сюда, моя первая рабыня! Тем более ты сильно провинилась перед Энн. Он нежно отнес на подушки Энн и резко схватил меня за волосы. Я растерялась и вспыхнула.
- Да, Хозяин. (Неужели я это сказала? Сейчас даже не верится)
В отличие от Энн, я не собиралась молчать на лавке. Впрочем, Эд и не настаивал на этом. За то, что в какой-то момент я не сдержалась и вспомнила черта, мне досталось очень сильно! Пару раз. Я потом смотрела на себя в зеркало – две алые полоски по всей спине. А потом меня тоже отнесли на руках на подушки, на ложе. Он увеличил размер своего дивана чуть ли не в три раза, получилось огромное ложе в половину соты. Диван спинкой стоял к трем из шести стен. Сота – это ведь шестиугольная комната. Так экономится место в куполах.
- Я не собираюсь освобождать вас, девушки – обрадовал он нас, растирая наши пострадавшие части мазью, - вас еще многому надо учить! Воспитывать и обламывать. Воспитывать и награждать. Однако завтра с утра вам в институт, на контрольные, к которым вы наверняка еще не готовы. Так что час отдыха, а потом бегом домой! И чтоб легли не позже часу! А то от вас завтра толку не будет.
Я намеренно опускаю, что происходило у нас на диване – это личное. Но было потрясающе!!!

забавно)))) понравилось, спасибо автору